...Да, тогда, в 1950–1960‑х, шла настоящая волна, потом будет волна поменьше в середине 1980‑х, и вот уже лет 25, как никакой волны нет. Двери ресторана Центрального дома литераторов, которые так отчаянно штурмовали наши шестидесятники, будучи юными и безденежными, мечтая о заветном билете Союза писателей, – открыты для всех имеющих кое-что на кармане. Никто больше не восклицает, что ему срочно нужно закончить повесть, потому что никаких повестей более заканчивать в срок не нужно и повести-то никакие не нужны. Ни один человек не проснётся знаменитым, потому что какой-то журнал напечатал его рассказ. Ни одна рукопись не возбудит правоохранительные органы настолько, что её придут арестовывать. Слово угробили не прямыми репрессиями, а куда более хитро – игнорируя Слово, утопив Слово в океане дерьмовых и мусорных словес. Горстка поэтов и прозаиков ушла с арены истории вместе, даже можно сказать, в обнимку со своими гонителями! А наши ребята, хороши они или плохи, виноваты или невиновны, по крайней мере хорошо пожили. Постоянно и плотно общаясь (ничего подобного больше нет), дорожа друг другом, в состоянии хронической влюблённости.
...Мы хронически упёрты в прошлое, у нас жаркие дискуссии идут вокруг фигуры Ивана Грозного, у нас ещё в отношении князя Владимира всё неясно. Жить настоящим мы вряд ли скоро научимся, не дай бог, закроют границы, обрубят Интернет, тогда мы и в днях сегодняшних найдём свою прелесть (когда они минуют безвозвратно). А вот настоящая лирика – и сама поэзия, и быт отважных поэтов – волнует сквозь любой исторический антураж. Пусть поэты выглядели нелепо, читая свои сочинения перед рабочими и колхозниками, – по сути они составляли с ними единое живое целое. Когда-то.
Journal information